ГОРОД НА ОПОЛЬЕ

Маленький русский город Юрьев-Польский затерялся на карте в равноудалении от больших городов, Ярославля, Владимира, Иванова, Костромы и Москвы. В самой почитай середке. Спрятался, словно и нет его. Из столицы сюда можно добраться автобусом, который ходит не реже одного раза в сутки. По железной дороге поездом на Иваново. Или же электричкой, вернее двумя, с пересадкой в Александрове.
Не удобно. Электричка, а если быть дотошливо точным, то поезд, который с успехом пережил эпоху диалектического эмпириокритицизма, ходит тоже, как и автобус, раз в сутки. И отправляется от Александровского полустанка, вызывающего в памяти невысокие южнорусские станционные платформы, окруженные степью и заросшие полынью напополам с лопухами, часов в 6 вечера, когда осеннее солнышко (летом оно налитое, словно яблоко, жарко припекает макушку и никак не собирается закатываться за горизонт) прячется за крышу вокзала.
Но, уверяю вас, временное неудобство, для человека, привыкшего к комфорту, стоит того. Потому что такой экзотики вы нигде и возможно никогда больше не увидите. А уж этот поезд, получивший в народе наименование «Кукушки», и подавно.
Идет он (вернее было бы сказать – ползет, но не будем в лице чадящего соляркой старичка оскорблять птицу) не торопясь, спотыкаясь на ухабах. Подолгу и чинно откашливаясь на станциях. А потом, отдышавшись, бежит себе дальше. Но это и ладно. У вас есть замечательная возможность оглядеться по сторонам, как тут оно что. Поверьте на слово, что удивляться есть чему.
Заоконный пейзаж, который до Александрова вас не очень-то баловал своим разнообразием, вдруг, словно по мановению волшебной палочки, начинает приобретать черты той самой южнорусской провинции, какая вам только было примерещилась в малорослых полустанках. Особенно эта разница бросается в глаза ранней весной и летом. Природа в Северо-Востоке России довольно-таки скупая на краски здесь начинает баловать глаз обильным ростом всяческой фауны - от злаковых, цветов всех разновидностей - до прямо-таки исполинского размера яблок. Лес начинает редеть и уступает место широкому, словно душа матроса, полю. Да и осень багряная здесь задерживается дольше, чем у соседей, в Александрове. И ее медовое тление более сочно и солнечно.
Видимо, не даром в далекие времена эту Владимиро-Суздальскую землю называли Залесским краем. Неведомо как, краеведы называют это явление чудом, но в этом благословенном месте бедные подзолистые почвы сменяются черноземом. И окруженную со всех сторон небогатыми на урожай почвами эту местность издревле нарекли опольем.
Естественно, что во времена Ростово-Суздальского (позднее Владимиро-Суздальского) княжества здесь не мог не возникнуть город. И он при попечении сына Владимира Мономаха, Юрия, за свои устремления на Киев, прозванного Долгоруким, появился чуть позже Москвы, в 1152 году.
«Юрий Владимирович в свое имя град заложи, нарицаемый Польский, и церковь в нем каменну созда во имя святаго Георгия», - таково упоминание о Юрьеве-Польском в Никоновской летописи.
Да вот, собственно, он и сам. Город Святого Георгия, небесного покровителя Юрия Долгорукого.
Спустя полтора часа хода по шпалам поезд причаливает к платформе, словно пароход на реке времени, кондуктор забывает сказать вам, что вам пора, но вы выходите сами. В противном случае вас ожидает жаркая встреча в городе невест.
Станция с кирпичным зданием вокзала и котом, удобно устроившимся на единственной привокзальной скамейке, - вот и все ваши встречающие. Дорога со станции уводит гостя Юрьева-Польского направо. До самого города добрый километр, который можно преодолеть за две минуты благодаря местным автомедонтам. Но не торопитесь. Расстояния здесь небольшие. Народонаселение не превышает 25 тысяч. Весь город прогулочным шагом можно обойти за час с хвостиком. Время здесь, словно замерло. Хотя уже и темнеет рано. Но не сразу. Сумерки, словно окутывают темной шалью город, а не мажут его сажей. Вкушайте себе на здоровье запах спелой осени, любуйтесь посадом, кудрявым, что виноградная лоза, наличником, зависшим над яблонями желтым, словно кошачий глаз, то ли светилом, то ли уже луной, которое, словно бы обретя благословенный край, уже, так же, как и вы, никуда больше не спешит. Пусть думы о ночлеге не омрачают ваше светлое чело. Ибо гостиницы в городе все равно нет!
Старожилы вспоминают, что лет двадцать тому назад в самом центе Юрьева-Польского была гостиница. Но поскольку она не относится к числу достопримечательностей древнего русского города, то была в перестройку снесена.
Не печальтесь. Переночевать с относительным комфортом можно и в общежитии организации с загадочным названием ФЭК. Цены по московским меркам смешные (265 рублей в сутки за двухместный номер со всеми удобствами, телевизором, видом из окна, туалетом, стоячим душем, летом без горячей воды). Зато горячую воду вам с лихвой заменит древняя история. Благословенная пора, в рассказах о которой нет упоминания о горячей воде. Но она и без этого не менее любопытная…

Город Святого Георгия и котов

Утро просеивается мукой сквозь сито гипюровых занавесок. Розовеет морозное солнце. Вороны трубят подъем. Ангел-хранитель Юрьева-Польского, Святой Георгий Победоносец, выезжает на белом всаднике покорять острием копья дракона. И свет его остроконечной пики зажигает крест золоченный на Георгиевском соборе.
Георгиевский собор, построенный при основании города, претерпел множество эпох, переделок, но и по тому, что от него оставило изумленному взору человека время, можно судить о его красоте. Красоте, надо сказать не без горечи, с каждым годом, увядающей.
Первый раз он подвергся перестройке в 1230 году, когда внук Юрия Долгорукого, Святослав Всеволодович, повелел разобрать церковь, поскольку она «обветшала и поломалася». Спустя четыре года мастера воздвигли на ее месте дивный храм. Словно белая лебедь, поднимался он из кружева пены – дивной росписи по белому камню, которая сохранилась в сильно измененном виде до наших дней. Стены его были в два раза выше нынешних. Увенчивало все это великолепие островерхие закомары. А шлемовидная голова крепилась на стройном барабане с узкими оконцами.
Стены храма были покрыты ювелирной росписью. Главный фасад рельефа (реконструированный ныне покойным ученым Георгием, совпадение вряд ли случайное, Вагнером) представлял из себя житие Святого Георгия в обрамлении геральдических львов с кошачьими (о котах речь впереди) мордами, с вьющимися подобно плющу хвостами в виде диковинного древа, точеными фигурками святых, женскими, скорее всего языческими, на которые согласно христианской доктрине и направленно острие меча, ликами, птицы Сирин и вздыбленного барса – эмблемы владимирского княжеского рода, пришедшей на смену трезубцу, символу князей Киевских.
Кроме того, в ажурный узор, сотканный из изломов райских растений и загадочных животных, были вплетены евангельские сюжеты: «Преображение Господне», «Эфесские отроки», «Даниил во рву львами», «Вознесение Господне» и, пожалуй, центральная композиция, составленная из трех камней – «Распятие». Его еще называют – «Святославов крест». Центральная, поскольку находилась она в центральной закомаре северного фасада, обращенной к городу. Теперь его, как и великолепие фресок, можно разве увидеть внутри собора. Но собор, к сожалению, закрыт для посетителей.
Вряд ли покровительство Святого Георгия над собором можно назвать ненадежным, иначе бы он просто бы не устоял, как и еще несколько соборов в Юрьеве-Польском, до наших дней. Но в середине XV века и оно не спасло собор от очередной метаморфозы. Его своды и стены обрушились. И новый храм, чуть ли не вдвое ниже прежнего, был построен московским строителем Ермолиным в 1471 году.
С тех самый достопамятных времен храм стал загадкой. Поскольку некоторые рельефы росписи исчезли, или просто утратили свою целостность. Собор, словно врос в землю. Усох. Наше время добавило к разбежавшимся куда глаза глядят райским зверям с кошачьими мордами и птицам, немало белых страниц. Камень осыпается. Черты рельефа все более стираются или становятся случайными. Собор напоминает древний иероглиф. Фрагменты письма, лица, лики, кружева, словно виньетки на полях непрочитанной книги.
А когда над Юрьевым идет дождь, и белые капли стекают по скорбным лицам оставшихся в живых святых и чудовищ, словно сблизившихся от наступающих на них сумерек исчезновения, то кажется, будто плачет само небо над утраченной, хочется верить, не навсегда красотой.
Еще одно не менее загадочное обстоятельство. Рака с мощами создателя этого дивного храма красоты неописуемой (действительно неописуемой, ни репродукции, ни ухищрения языка не способны передать и сотой доли того благоговения, когда смотришь на собор на фоне багряного заката), благоверного князя Святослава Всеволодовича, сына великого владимирского князя Всеволода Большое гнездо, установлена в Свято-Покровском храме. Храме, построенном в конце XVIII века и, конечно же, более просторном, чем Георгиевский собор. Но довольно в архитектурном смысле безыскусном.
Точно так же, как посад и город разделяет река Колокша, в чистых водах которой, как и в давние времена, загорелые горожанки с подоткнутыми подолами полощут белье, два этих храма разделяет эпоха. И последний всплеск архитектуры Московской Руси, Михаило-Архангельский монастырь, словно большие ладони, загораживает от главного проспекта Юрьева-Польского огарочек свечки Георгиевского собора.
Михаило-Архангельский монастырь не менее древняя жемчужина, чем Георгиевский собор. Но и его не миновала участь своего соседа. Он в свое время был разорен до основания Батыем. И его восстановление началось лишь в 1530 году. А в 1654 году треугольник его крепостных стен замкнулся Святыми воротами с пятиглавой красавицей, надвратной церковью Иоанна Богослова.
Святые ворота нависают над посетителями полутемными арками. И в их сумерках, кажется, что вот из печур, ниш, выйдет богомолец или один из святых, покровителей монастыря. Но показывается всего лишь влекомый будничными заботами служитель Юрьево-Польского историко-архитектурного и художественного музея.

Михаило-Архангельский собор, расположенный в центре – симметрическая поправка, словно нестрогий окрик, начала XIX века, внесенная архитекторами во внутреннюю композицию монастыря. Дело в том, что он, если так можно выразиться, брат-близнец надвратной церкви Иоанна Богослова.
Михаило-Архангельский собор также, как и его старшая сестра, пятиглав. Но, удивительное дело, в веке XVII, архитекторы, словно предчувствуя, что в следующем веке владычество Святых ворот будет нарушено, возвели между ними шатровую колокольню. Зато и купола каждой из двух церквей теперь горделиво возносятся ввысь, словно единственные и неповторимые в своей первозданной прелести, не подозревая о том, что каждая эпоха прислушивается к эху, отраженному стариной.
Вот нынешняя эпоха, видимо, прислушивается к давно минувшему времени. И недавно собор Михаила-Архангела стал действующим, не переставая при этом быть частью историко-архитектурного музея. Поэтому вход в него платный – 5 целковых.
Кого-то это обстоятельство может и смутить, если не принимать во внимание тот факт, что и в Италии в некоторых церквях вход платный.
Они оправдывают это не бесспорное с точки зрения христианского догмата обстоятельства, что иконы Рафаэля и Тициана нуждаются в дорогостоящей реставрации и охране. Ну а мы пока никак не оправдываем. Поэтому за входную плату осматриваем выставку «Художественная резьба по дереву», основу которой составляют деревянные скульптуры XV-XIX веков. Выделанные из дерева Георгий Победоносец и особенно великомученица Параскева Пятница (в ее образе причудливо преломились язычество) – наивное и чистое искусство, ныне напрочь утраченное…

Коты Юрьева-Польского

Как написали бы в рекламном, туристическом, буклекте, современность в Юрьеве-Польском причудливо переплелась со стариной. И переплелась она не без помощи – котов!
Коты - одна из достопримечательностей Юрьева-Польского. Причем, разных окрасов, рыжие, белые с черной подпалиной, серые, каурые, в яблоках и так далее. Они сопровождают вас повсюду. На улицах, стенах, Бог весть как туда примостившиеся. И тогда они напоминают сфинксов. Возле магазинов, словом – везде. Маленькие призраки княжеского барса!
По выходе из Святых ворот Михаило-Архангельского монастыря вас встречает, к примеру, совершенно рыжий кот. Он, словно языческое божество, охраняет православную святыню от недоброго сглаза или какой порчи.
Впрочем, неподалеку от монастыря располагается здание местного ОВД. Но правнук египетского божества, судя по хмурой физиономии, не очень-то верит в действенность превентивных мер. В его хитрых зрачках, кажется, века, пространство и время сжимаются в одну точку. И эту точку некоторые осведомленные оптимисты склонны ставить в конце нашей новой истории. Но мы поставим многоточие. В надежде на то, что жемчужины города Святого Георгия находятся все же не на столь безнадежной глубине, куда ушел град-Китеж. И них есть будущее, ибо было великое прошлое, которым можно и нужно гордиться…

в начало...

РУССКИЙ ИЕРОГЛИФ

Эта главка – добавление к очерку о Юрьеве. Небольшое, но существенное.

Русский иероглиф на стенах Георгиевского собора. Над его расшифровкой историки гадают ни одно столетие. По мнению Георгия Вагнера, смысл этого послания своим потомкам состоял в сопоставлении жизни Владимиро-Суздальской Руси, находившейся в зените своего расцвета, с красотой и гармонией Вселенной. Причем, вселенной во всем ее многообразии и глубине, от небесного, райского - до земного, языческого, инфернального.
В таком, казалось бы, странном соседстве для средневекового сознания нет ничего необычного, как в иконе с изображением ада. Тем более, если принять во внимание тот факт, что резьба по камню осуществлена галическими мастерами, которые испытывали сильное западно-европейское влияние.
Европейское средневековье, особенно, конечно, эпоха Возрождения, с его культом античности, правда, переосмысленной согласно христианским канонам, но все же исполненная особенной чувственной, а не аскетической, восточной, прелести, наложили несомненный отпечаток на этот орнамент.
Мир здесь, как воплощение целостности и полноты бытия. По сути своей настенная роспись Георгиевского собора – это элемент средневекового искусства. Но искусства, пронизанного христианской эстетикой.
Нет ли здесь противоречия? Ведь известно, с каким рвением русская церковь боролась с пережитками язычества.
Думается, что нет. В книге Александра Михайловича Панченко «Русская история и культура» я встретил его размышления над заставками звериного стиля в русских рукописях. Отмечая необычайность такого изобразительного ряда, тем более для текстов Священного писания, Панченко пишет, что это - «…своего рода иллюстрация в курсе средневековой географии и этологии, согласно которым край света заселен песьеглавцами, рогатыми и трехногими людьми, фениксами и василисками. Мир един и двуедин, в нем есть «чистый» центр и «нечистая» периферия. Наглядно это выражено в тех заставках тератологического стиля, композиция которых повторяет очертания храма: на его стенах и крыше лепится всякая нечисть (как на Георгиевском соборе в Юрьеве Польском), словно залетевшая сюда из «Александрии» и «Сказания об Индейском царстве».
Что же касается прочтения и расшифровки, то каждый иероглиф, как и любая другая система знаков, таит в себе неисчислимое множество вариантов толкования. Все зависит от глубины проникновения или вживания в его смысл и характер русского мировосприятия.
Для кого-то эти сфинксы на стенах – не более, чем чудачество, просто изящный декор. А для кого-то сродни посланию или откровению. Но откровению, которое, если можно так выразиться, открывается не каждому и не сразу. А постепенно, с годами, словно выходя из тени негативом, оттиском какого-то таинственного символа, плавно переходя из сферы изображения в область переживания и сопереживания. Возможно, чужому горю или беде, как своей. Возможно, сопереживанию прошлого, как настоящего…
Сгущаются сумерки. На лица, лики и личины, словно наброшена прозрачная вуаль. Веки сомкнуты, свидание с тайной прервано темнотой, но вряд ли завершено. Взглянув на Георгиевский собор, вы вряд ли сможете избежать соблазна увидеть его резной силуэт еще раз. И в этом тоже его древняя загадка.

в начало...

БЕДНЫЕ ЛЮДИ

Если верно, что пути Господни неисповедимы, то пути наших мечтаний и грез еще более туманны и загадочны.
Канун лета подарил мне встречу со старым моим институтским приятелем. Не то, чтобы очень близким, но просто мы когда-то знали друг друга. И, встретившись случайно на одной из московских кривых улочках, наши глаза опознали друг друга прежде, чем мы разминулись.
Когда-то очень давно, а если быть точнее лет пятнадцать тому назад, манкировав лекции по Истории КПСС, мы с Ромой (назовем его так) пили кофе по-турецки в кофейне ЦДХ.
Питие кофе по-турецки было для нас чем-то вроде культа. Он был тогда завзятым театралом. И поэтому наша беседа была окутана сладкой и манящей дымкой будущей театральной славы, гениальных постановок, режиссерских находок, тщеславия и грандиозных планов по обустройству Вселенной.
Во времена нашей студенческой молодости, в конце 80-х мы думали, что после института наши розовые мечты обязательно если и не претворятся в реальность, то облагородят, как минимум, человечество.
Глядя, на худое, с выразительными чертами лицо, черные глаза, ямочку на подбородке, его резкие уверенные движения, и связно текущую, словно горный ручеек, речь, я думал, что у такого получится. Должно получится. По земле Роман шел легким, но решительным шагом и т.д.…
Но вот наши пути, как пишут в старых добрых романах, разошлись. Я слышал, что Роман, не закончив института, организовал свою театральную студию. Ставил спектакли в каком-то подвале. Потом я о нем забыл. И вот лет пять тому назад Роман неожиданно объявился в одной из тех упитанных еженедельных московских газет, где розовые демократы первой волны купались, словно русалки или водяные, в неглубоких и сточных водах былой славы, отрабатывая на публике образ непримиримого борца за свое место в сонме диссидентов и на скрижалях жертв тоталитаризма. Точно не помню, о чем были его статьи, как будто бы обо всем сразу и немного о правах человека, но в то же время складывалось такое нехорошее ощущение, что Роман пишет о себе. Те же прежние живой напор, буря и натиск, самоуверенность и изрядная доля цинизма. А в центре - взгляд выразительных глаз и даже, кажется, ямочка на подбородке.
Потом Рома снова выпал из поля моего внимания. И вот - встреча.
В первый раз Рома куда-то спешил. А потому, сунув мне свою визитку и сославшись на занятость, тут, кстати, заблякал его мобильник, исчез в январской пурге.
И вот мы и увиделись в редакции одной из газет. Время было вечернее. Делать было, естественно, нечего. И мы разговорились, предавшись сладостному пороку воспоминаний. А так же заодно решили отметить десятилетие окончания нашей альма-матер. Оказалось, что судьба забросила Рому после всяческих и бурных поисков своего места в жизни в Интернет. И он теперь – владелец крупнейшего сайта.
Я слушал его по-прежнему связную речь и краем глаза смотрел на то, как он одет. Твидовый, как написал бы Набоков, с искрой пиджак. Кажется от BOSS. Не утомительных цветов дорогой галстук. На ногах добротные ботинки из натуральной, а не паленой, кожи. На запястье часы “Rolix”. На столе – Bordeaux и сыр – рокфор. В магазине, где мы выбирали продукты, он поставил на уши весь персонал, затребовав Bordeaux именно урожая 1879, кажется, года. Глядя на ценник сыра с плесенью, я молча попрощался с полученным мною гонораром в одном издании в 300 рублей. Но Роман, упредив мои неудобства за свою хроническую бедность и грусть, заплатил за все сам.
С той же самой необязательностью, словно легкой утомленностью жизнью, какая исходили от него, когда он раньше рассказывал о мизансцене и Достоевском, которого он хотел ставить на сцене, теперь Роман поведал том, что увлечен исключительно медиа-изданиями. На своем сайте он пишет зубодробительные статьи, разоблачающие нарушения прав человека в России: чеченские беженцы, происки ФСБ, НТВ, бомбежки, Бабицкий, Березовский, ну и в придачу к ним жертвы произвола чиновников, губернаторов и милиции нашей необъятной отчизны.
Откушав вина и сыру, Рома со смешанном чувством внутреннего превосходства и сожаления (последнее относилось, видимо, ко мне) поведал о том, как, работая на газету, почувствовав в себе, словно женщина - беременность, задатки журналистского гения и здоровой злобы. И - раскопал золотую жилу.
По словам Ромы, нарушение прав человека сегодня товар на медийном рынке в буквальном смысле ходовой. Но не на всяческие безобразия, творящиеся в нашем благословенном Отечестве, есть большой спрос, за который, можно, по его словам, “отсосать” хороший грант. Для этого надо знать нужные входы и выходы. Зарекомендовать себя если и не приверженцем соблюдением этих самых прав на наших необъятных просторах, то хотя бы гневным обличителем. Причем, не всякое попранное право нашего обывателя - здесь воспринимается добрыми дядьками с тугими кошельками - там, как, мягко говоря, актуальное. К примеру, российские беженцы из Грузии, Украины, Прибалтики и Таджикистана в целом котируются не так, как зажим свободы слова. Мало кого интересуют, скажем, какие-нибудь нищие старики и старушки, и вонючие, замершие на улицах бомжи, и прочий деклассированный элемент.
Самое главное в работе Романа – это раскрутка какого-либо громкого дела, связанного с именами, которые у всех на устах. Это информация, можно сказать, конвертируема.
У Ромы два мобильника, он собирается покупать ВMB. Потому как любит товар качественный, и привык уважать себя. И у него катастрофически не хватает времени на ремонт и прочий бытовой произвол дешевой техники. В метро он не может ездить по причине того, что забыл, как это делается (последнее он произнес с театральной надсадой).
Я напомнил ему, что он во времена оны собирался поставить в своем театре роман Достоевского “Бедные люди”. Рома усмехнулся мягкой и расслабленной улыбкой полубога, который считает свое мирское и тварное происхождение досадной ошибкой природы, и сказал, что мечтами сыт не будешь. “Бедные люди” и маленькие люди сегодня не нужны не только государству, но и самим себе. Да и Достоевский, кстати, тоже.
“Да я знаю, что, вращаюсь в тех сферах, о которых, перефразировав слова Моргана из романа Доткороу “Регтайм”, можно сказать: “Без исключения, вся дюжина могущественных россиян выглядела ослами, более того, ослиными жопами. Единственное, что в них было, это помпезность, уверенность, что богатство дает им право на значительность”, - на прощание сказал мне Роман, - “Но я так же уверен, что я буду еще большей ослиной жопой и круглым идиотом, если изредка не буду их пугать ужасами тоталитаризма и нарушениями прав человека, а когда они расслабятся и обмякнут от страха, я пару раз подергаю их за тугое вымя…”.
Я ехал домой на электричке и с грустью думал о том, что Рома как никогда вовремя похоронил свою юношескую мечту о романе Достоевского “Бедные люди”. В феврале прошлого года исполнилось 120 лет со дня смерти русского писателя. Ну а моя соседка в вагоне тем временем со смехом рассказывала своему приятелю, как московские менты на Казанском вокзале играют в “подкидного”.
“Подкидным” на возкальном жаргоне называют труп бомжа, который они, не желая лишний раз возиться с оформлением документов, опросом свидетелей и следовательской волокитой, подкидывают друг другу с участка на участок. Один раз “подкидной” блуждал по Казанскому вокзалу чуть ли ни двое суток. Для транспортировки “подкидного” используется, как правило, все те же бомжи или синяки, которые за червонец и мать родную продадут. А уж труп своего собутыльника и конкурента по объедкам или пустой таре перетащить для них плевое дело.
По вагону нескончаемым потоком шли продавцы всякой всячины. А замыкал их шествие пожилой дед с какой-то свалявшейся внешностью, в старым потертом драповом пальто, знавшим времена и получше нынешнего, с пульсирующими сквозь увеличительные линзы очков огромными зрачками. Он торговал календариками за 2000 год.
- Ребята, берите артистов, всего два рубля. За три рубля – три артиста! Два рубля, вы подумайте, да за такие деньги вам и тухлое яйцо не продадут.
Поравнявшись со мной, он принялся уговаривать меня купить красавца брюнета. С глянцевого прямоугольника на меня, казалось, смотрел не артист, а Роман, и тихо так мне подмигивал.
Я купил артиста, хотя на кой он мне?
А кто-то глухо, за моей спиной, то ли обращаясь к деду, торгующему в розницу и оптом артистами, то ли вообще ко всем, словно бы в сторону, как в театре, провыл охрипше:
- Как вы все зае…и!