Дорога на Брянск, напоминает злую мачеху, упорно прядущую нить жизненной судьбы. Все вперед и вперед. Упрямо и неопровержимо. Чем дальше, тем глуше.
Да и вообще есть ли он Брянск? Не выдумка ли?
Кажется, что за Калугой больше ничего и никого. А дальше – бесконечные леса и болота, где до сих пор - война и партизаны пускают под откос поезда. И - «леший ходит, русалка на ветвях сидит». Или – привокзальный тупик.
Брянск – от слова дебри. Непролазные и глухие. Дебрянск - одно слово.
Брянск, что волк в лесу. Волчишко – серый бочишко. Глянь, а его уже и след простыл. Мелкий подлесок, как частокол в брошенной деревне.
Вот говорят, в Москве места не хватает. Но ежели Москву продолжить до Брянска, всем хватит и еще останется. А может и Москву, и все, что в ней живет, бегает, ошалело вращая глазами, любит и пьет, ненавидит и потом опять бежит за пивом к ближайшей палатке, вберет в себя это неохватное глазу пространство. И все разом утопнет в этом сивом болоте, как и не было. Ни Кремля, ни вокзалов, ни истории, ни поляков, ни смутного времени, ни выборов, ни-че-го. Лишь тихо, по-бабьи, тихо всхлипнет трясина и пузыри пойдут. А потом – тишина и вечный покой.
Впрочем, когда все же вдруг, откуда ни возьмись, появляется пост ДПС, а за ним дорожный указатель «Брянск», то сомнений больше не остается: Брянску быть!
Брянск возникает, словно призрак или несуразный, долговязый пацанишка, у которого все ушло в рост.
Серые дома и лица. Наверное, так и должны выглядеть люди и город, которых «нет». Во всяком случае, по московским понятием.
В Брянской детской колонии - День знаний.
Недолгая процедура оформления документов. Сдаем охране мобильные телефоны, связь с внешним миром прервана.
Зона.
Высокий бетонный забор с колючей проволокой и серое небо. Небо, словно полное бедой, придавило землю. За высоким забором бараки, и марширующие строем в мышиного цвета казенных форменных одежках…
Лилипуты? Куклы? Пионеры?
…И тут как-то все безвозвратно исчезает. Пропадает Москва, праздные размышления о дороге, Брянске и так далее. Марширующие строем в мышиного цвета казенных форменных одежках – дети. Мальчишки с круглыми головами, бритыми затылками и испуганными глазами. Как будто не про них в Евангелии было сказано: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное. Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него».
Или всем детям сказали, а про них забыли?
По пути нам рассказывают, что многие из них – опасные рецидивисты, на совести которых грабежи и убийства.
Грабежи и убийства – гремит беспощадной медью духового оркестра.
И мы смотрим на них и не понимаем ничего из того, что нам говорят. Сердце железными тисками сжимает тоска. Тоска по этим детям, чье детство – не ласковое материнское тепло, сильные руки отца, отчий дом, а - за колючей проволокой. Отец – ветер, мать – ночь темная. И этот бетонный забор, вышки, колючая проволока и небо мышиного цвета.

Директор общеобразовательной школы Брянской воспитательной колонии Анатолий Сергеевич Захаров рассказывает нам о том, что жизнь старательно загонят пацанов в угол. Судьба-злодейка штампует судьбы под копирку, как сериал по телевизору.
Работы в городе нет. Отец, если он был когда-то, уходит в загул, в бега, налево, направо, места здесь – хоть отбавляй. Нет отца, как и не было.
Неполная семья. Мать пьет или гуляет. В семье трое братьев. Есть ничего. Старший для того, чтобы прокормить младших, идет воровать картошку. Его ловят, дают два с половиной года колонии.
Или мать приводит очередного «папу». «Папа» начинает бить «сына» и в один прекрасный вечер «сын» убивает «отца».
А вот еще история.
Рау Карл Карлович. На самом деле - Вячеслав. Отца родного не знает. Когда Славику было около трёх лет, мать вышла замуж за немца Карла Рау, который его усыновил. При этом папаша перекрестил Славу в Карла Карловича.
Приёмный отец спустя какое-то время умер, мать запила, а Карл Карлович Рау в 14 лет пошел воровать, попался и сел в Брянскую колонию. Отсидел год и во время оформления документов в одну из школ-интернатов опять попался и опять на воровстве.
Ныне Карл Карлович пребывает в следственном изоляторе. Как говорят педагоги, «по его уголовному делу ведётся следствие».
Вот так! Карл у Клары украл кораллы!
И это Вам не михалковские сопли с сиропом – фильм «12». Все гораздо грубее и проще. Присяжные заседатели – брянские волки. А дальше – «жизнь дает трещину». Дальше для таких, как он, «небо к клеточку», бетонный забор и колючая проволока. И ветер, поющий на блатной манер:
«Владимирский централ, город северный…».
Судьба - злодейка, жизнь – копейка…
Отсидев лет пять, он оказывается «на свободе», где нет ни работы, ни семьи, ни еды, ни жилья. И через год - обратно. Туда, где есть еда и жилье, но нет свободы.
Впрочем, тогда все эти умозрительные понятия «свобода – несвобода» уже не имеет ровным счетом никакого значения. Просто когда хочется – жрать – все высокие слова и благие намерения уже ничего не стоят.
Вокруг, словно темный брянский лес, суровая правда жизни. И он, двенадцатилетний, тринадцатилетний пацан, один на один со всем миром, ощетинившимся против него. Маленький волчонок, который пришел в этот мир пеленашкой с торопливо пульсирующим, словно от радости появления на свет, родничком.
- Вот я! – люди, смотрите, кто пришел, это я пришел! - кричали эти глаза и пело это сердце. Пело до тех пор, пока ему «ейной мордой не насовали в харю». И тогда, рано повзрослев, он стал волком. А стая всегда отыщется…
Такой вот День знаний – не знаний…
На сцене, на фоне плаката, сквозь который прорывается куда-то в светлое будущее мятежный крейсер «Аврора», нехитрая самодеятельность. «Ласковый май», тут же батюшка, молебен. Детей к Христу все ж пускают, но под конвоем… Все смешалось: судьбы, люди… Русские мальчики нужны отчизне только за решеткой.
А может, специально такие дороги до Брянска, чтобы мы ничего не знали и спали спокойно у себя в теплых и светлых домах, покуда там, за решеткой, за высоким забором с колючей проволокой, проливается детская слезинка, та самая слезинка, за которую Иван Карамазов хотел вернуть билет в счастливое завтра.
Вот и наступило светлое завтра, а в предвечернем, закатном небе сверкает хрустальная, как звезда, куда-то манящая, что-то шепчущая в ночи, детская слезинка. И слова из Евангелия о детях, так и остаются словами.
Слова – дежурные или караульные. Они бессмысленны в мире, где живут по понятиям, по взрослым понятиям. Без всяких скидок на возраст и детскую слезинку.
Слово бессильно там, где нет добра и зла. А есть только «детский мир» за колючей проволокой.

... Соображать, что я живу на белом свете, я начал примерно в 5—6 лет, насколько я помню. Тогда же началась моя чёрная полоса. Самое обидное, что я не помню своей Мамочки. Но зато отчётливо помню её похороны... Скопление народа, плачущий отец, горсточка земли в моей ладони...
Прошло немного времени, и отец начал пить "по-чёрному", нашёл нам мачеху. Вместе они стали пропивать вещи, в том числе и мебель. Пенсии за маму не хватало даже на то, чтобы рассчитаться за долги. Я забыл про ласку, переживал всё новые и новые невзгоды. Ел один раз в день и то очень мало. Приходилось не спать сутками, а холодными, морозными ночами бро-дить по тёмным улицам и искать, где что украсть. К 12 годам моей мрачной жизни у меня накопилось 160 эпизодов воровства, и за эти эпизоды мы с подельником попали в спецшколу на год в п. Дубровка. Оттуда я писал плачевные письма бабушке, просил хоть приехать ко мне. В 2000 году, к концу моего срока, ко мне перед отбоем пришёл контролёр и сказал: "Собирайся, завтра в 6 утра едешь домой в Сураж. Твой отец умер". От неожиданной вести я потерял сознание. Очнулся я ночью на кровати, на лбу у меня лежало холодное, мокрое полотенце. Приехав домой, я не мог узнать свою бабушку, от долгих слёз у неё опухло лицо. Отец умер от отравления этиловым спиртом... К вечеру этого дня из армии вернулся брат, которого отпустили на похороны, но немного не успел. А на следующее утро мы вместе поехали на кладбище и посидели. Но вот пришло время ехать назад в спецшколу. Четыре месяца пролетели незаметно, и меня отпустили домой. Мне, как полному сироте, дали два мешка всяких вещей, посуду, постельное бельё и много другого. Кое-как добрался домой. Увидев бабушку, обнял её и заплакал, но слёзы эти были не горечи, а радости. Поначалу было всё хорошо, но через полгода утром я узнал, что мой крёстный разбился на мотоцикле насмерть. И снова похороны, но на них я не был, а помогал накрывать на столы. И снова начались муки. Мой брат, который взял опекунство на меня, начал сильно пить. Приходя каждый день пьяный, он бил меня и кричал на бабушку. И у меня просто не хватало нервов, и я начал на целые месяцы убегать из дома. Мне надо было чем-то питаться, снова приходилось идти воровать и искать деньги. И я снова ходил ночами по колено в снегу и искал цветной металл, чтобы утром сдать его и получить деньги, чтобы поесть. И вот за это я попал сюда, за 28 эпизодов, за них я получил 2 года 3 месяца. Сижу я уже одиннадцать месяцев, почти каждый день я ложусь и встаю с одной и той же мыслью: "Как там, что там дома?". Вот когда мне выдастся свободная минутка, то я мечтаю, когда освобожусь, заняться каким-нибудь делом и постараться не продолжать то, за что меня отняли от любимой бабушки и брата. Это сочинение я пишу от чистого сердца, никогда так искренне никому ничего не писал. Я даже не знаю, будут ли у меня ещё невзгоды, но так хочется верить, что чёрная полоса пройдёт и наступит светлая, радостная, счастливая...


Олег Чепцов

РАЗРЫВАЕТСЯ СЕРДЦЕ

Я хотел родниковой любви,
Чистой, звонкой, как ручеёк,
Чтобы сердце пылало в груди,
А не тлело, как уголёк.
Я хотел от любви страдать,
Как Ромео когда-то страдал.
И тогда я начал искать
Ту, о ком так долго мечтал.
Где бы ни был, куда бы ни шёл —
Всюду счастье своё я искал,
Но Джульетту нигде не нашёл,
Лишь надежду в любовь потерял.
Я хотел родниковой любви,
А нашёл грязевой поток.
Разрывается сердце в груди,
Не звенит серебром ручеёк.


Олег Галдин

Вот четвёртый день падает снег.
Перед носом моим
Захлопнули дверь.
С подругой проблемы, на работе дела,
И вновь пришла злая тоска.
Ведь я был разбит своею тоской.
Я смешался здесь с грязной землёй.
Раздался крик в глухой темноте.
Я убит, я разбит, ведь пощады мне нет.
Я сижу в квартире, смотрю на картины,
На меня все злые без всякой причины.
Сегодня началась злая война,
У людей открылась грязная душа.


Фёдор Будынин

Ах, как красива эта даль!
С разлукой вечная печаль.
Я вспоминаю слово "Мать",
Хочу к тебе я убежать,
Но ведь ворота, два забора –
Загадка эта Пифагора!
УДО нескоро, малый вес...
Попасть бы мне на УВС.


Дмитрий Савонин

ОДИНОЧЕСТВО

Всё избито, искалечено,
И душа моя стонет в груди.
Рана сердца никем не замечена.
А ведь жизнь вся еще впереди.
Надоело всё, опостылело.
Я и сам такой жизни не рад.
Говорю себе: счастье, было ли?
Оглянуться надо назад.


Александр Усов

Я думал, жизнь очень легка,
Когда свободным раньше был,
И думал — так будет всегда.
Гулял, курил и водку пил,
И преступленье совершил.
Я не подумал об одном:
О матери родной
С любимым братом и сестрой,
О тех, кто думал обо мне,
Кто за меня переживал.
Я не подумал о родных.
С дороги в пропасть сам упал.
И здесь мне стала ясна жизнь,
Я многое здесь осознал.
Теперь я проклинаю день,
Когда сюда, в тюрьму, попал,
Теперь осталось вспоминать
Про волю, про своих друзей,
И, как от Бога, каждый день
Я жду от матери вестей.
А мать такой же и осталась,
Ну только постарев чуток.
Вчера мне мать во сне приснилась,
Сказала: "Всё пройдёт, сынок".


Дмитрий Мазилов

Небеса, открываются нам небеса...
Мы тянемся вверх, мы стремимся туда.
Наши души хотят чистоты,
а сердца — доброты,
Забывая про грязь земной наготы.
И вечна дорога в счастливую даль,
Где ласковый свет убивает печаль.


Алексей Поправко

Я вытлел весь в кострище суеты.
Простою чашей с пеплом муки.
А в храм внесён под вой толпы,
Но не желал такой я скуки.
Увенчан лживою слезой,
Любовью близких и родных,
Виной для них. Но был собою,
В душе храня своих святых.


Павел Гиевский

Я скажу: «Ты прости меня, мама,
Что тебя я не слушал тогда.
Только здесь я об этом подумал,
Как тебе тяжело без меня.
Сколько раз я просил прощенья,
Пред тобой на коленях стоял,
Твоё сердце прощало и верило,
Что твой сын оправдает себя.
Но ты знай, моя милая мама,
Меня беды сломать не смогли,
Посмотри, я исправился, мама,
Мне надежды твои помогли».


Илья Юрков

ПИСЬМО-РАСКАЯНИЕ

Здравствуй, моя золотая и единственная! Ты как лучик света среди подвальной темноты. Пишет тебе твой непутёвый сын. После того, что я сделал, я понимаю: ты не хочешь со мной даже разговаривать, Я знаю, что ты тоже не можешь забыть тот коварный день. Я как сейчас помню: это был мой день рождения, В нашем доме играла музыка, мы пели, веселились, было много наших родственников, моих друзей. Все меня поздравляли. Но вот, мама, подошла и твоя очередь произносить тост. Я помню, как ты налила в бокал вина и встала. Начала говорить, но в дверь позвонили. Ты решила, что это опоздавшие гости, и отчим пошёл открывать дверь. Вошли двое мужчин в форме. «Вот этот молодой человек — ваш сын?» Ты с испугом ответила: «Да». Тогда они показали удостоверения и сказали, что я задерживаюсь по подозрению в разбое и грабеже. И я увидел, как тихо из твоих рук выскользнул бокал вина и красное пятно расплылось по белой скатерти. Ты закричала, что этого не может быть, что твой сын не способен на такое, «Скажи, сынок». Но я молчал, опустив голову. На моих руках щёлкнули браслеты, и меня увели.
Потом, вдали от родного дома, я не мог найти себе места, я день и ночь думал о своей маме. Ведь она родила меня, чтобы я её радовал, делал что-то хорошее, а не для того, чтобы писать письма и возить передачи в «места не столь отдалённые». Теперь я мучаюсь и не знаю, про-стишь ли ты меня, мама.
Теперь я многое понял. Как трудно тебе, как ты переживаешь, как сильно ты меня любишь, непутёвого. Каким трудом тебе, родная, достаётся то, что ты везёшь мне в передачах. Поздно, конечно, но я осознал теперь, что значат в нашей жизни слова «мать», «отец», что значит быть свободным человеком. Раньше я думал, что главное в жизни —это деньги, машины, сигареты, вино. Теперь я знаю, что в жизни мне нужнее всего тепло, любовь, взаимопонимание. И я очень надеюсь, что моя мама меня простит.
А помнишь, как я, ещё маленький, подкрадывался к тебе и закрывал твои прекрасные глаза своими ладошками, а ты нарочно говорила, что это отец, брат, а я кричал: «Нет, нет, не угадала!»
Моя золотая, я знаю, что у нас впереди ещё долгих, коварных, холодных три года. Но они пройдут, потому что я буду жить с надеждой, что ты меня ждёшь.
Ты всегда в моём сердце, мама.


Александр Хохлов

Мать — это самое святое, что только есть на этой земле! Когда случается беда, то кто, как не Мать, поймёт и поддержит тебя?!
Я помню, Мама, как ты постоянно меня баловала в детстве. Я помню, что ты никогда не отказывала мне в моих просьбах. Вот сейчас пишу тебе письмо и знаю, что тебе нелегко читать мои письма, зная, что я не рядом. Мамочка, я знаю, ты скучаешь по сынку и хочешь увидеться со мной. Мы уже долгое время не виделись, и я тоже очень хочу тебя увидеть. У тебя, единственная, прошу прощения за все твои слезинки, за все морщинки возле твоих добрых глаз. Стою пред тобой на коленях и раскаиваюсь в нашей разлуке. Мама, я знаю, перед тобой я на всю свою жизнь в долгу! Ты и только ты меня не бросила в этот трудный момент. Я знаю, Мама, ты очень сильная! Ведь ты постоянно приезжаешь, когда у тебя есть возможность. Ты растила нас троих и не жаловалась, что тебе тяжело. Если бы я только мог, то я сделал бы тебя самой счастливой Мамой на свете! Я знаю, Мама, я принёс в тот и в последующие года немало грусти, слёз, переживаний. Я вновь и вновь прошу у тебя прощения! А помнишь, Мам, как мы постоянно отмечали твой, мой, папкин, Сережкин, Вовкин дни рождения? У нас постоянно по этому случаю собиралось много гостей и было весело. Родная моя, я сорвал тебе юбилей тем, что си-дел в тюрьме. Я писал, пишу и буду писать, что искренне раскаиваюсь. Мамочка, как только я освобожусь, у нас в доме снова будет весело. Я помню, когда мне было лет 6, в день перед Пасхой я чуть не утонул. Серёжка нырнул за мной в эту речку, которая несла меня по быстрому течению, он помог мне выкарабкаться. Я прекрасно помню, как ты заплакала, когда мы тебе рассказали об этом. Мама, мне так жаль, что у тебя такой непослушный сын. Поверь, это было раньше, я уже исправился и изменил взгляды на жизнь, на близких и на тех людей, которых я не замечал.

Твой младший сын Саша.

p.s. Добрые люди, очень хочется надеяться, что есть еще таковые, помогите детям! Колония очень нуждается в книгах, не только для детей, но и для прекрасных педагогов школы, многие из которых заменили мальчишкам маму и папу. А еще нужны: футбольные мячи и кеды разных размеров.