1>> 2>> 3>> 4>> 5>> 6>> 7>> 8>> 9>>

[халтура] [взгляд и нечто] [pro-za] [новости] [рецензии] [силуэты] [ссылки] [гостевая книга] [форум] [главная страница]


халтура

Литература умерла?


Витя, останови!


Прохождение сквозь кремлевскую стену


Эмоциональные особенности отечественного тяпания


ЛИТЕРАТУРА УМЕРЛА?

Мотив смерти литературы, ее последующего отпевания и похорон в последнее время становится модной темой для дискуссий. Приблизительно такой же, какой несколько лет тому назад была тема взаимоотношения власти и интеллигенции или человека искусства. Сегодня об этом уже принято воспоминать с ноткой легкой грусти, недоумения и уныния. Темы, будоражущие общественные умы, продукт скоропортящийся.
Апогей таких разговоров за чашечкой кофе с бальзамом, напоминающих лампу в тусклом подъезде в период накала, перед тем, как ей перегореть, зачастую приходится на лето, когда издательская деятельность берет перерыв (чуть было не сказал: на обед) на каникулы, тиражи неуклонно уменьшаются. Прибыль, словно студень, застывает в ужасающей неподвижности. И интеллигенция предается пороку рефлексии и стенаний.
Осенью, с первыми холодами, неизбывная грусть по покойнику пойдет на убыль. Поскольку происходит очередная книжная выставка достижений книжного хозяйства на ВВЦ, которая общим количеством тиражей от пособия по уходу за огородом до 1000 и одного способа любви и хором оптимистов, с пионерским задором рассуждающих о перспективах отрасли, заглушают негромкий голос пессимистов, считающих, что литература, несмотря ни на что, умерла.

Российская словесность в ожидании нового гибрида


Однако, если смотреть на литературную ситуацию сквозь призму премий и их количества, то вот оказывается, что не все так плохо, как кажется на первый взгляд.
По количеству литературных премий мы наконец-то догнали и перегнали пресловутую Америку. Правда, во Франции, славной своими литературными традициями, литературных премий больше, чем у нас.
У нас их 380 штук. И число их, судя по всему, неуклонно растет. Если так и дальше пойдет, то премиями будет охвачены практически все писатели, поэты и прочие деятели изящной словесности нашего бескрайнего отечества.
Очень характерно, что гармонию у нас всегда принято поверять алгеброй. И поэтому инфернальный диспут давно перешел в фазу премиальных интриг. Здесь новая, старая, тема получает уже иное звучание.
Сторонники экстенсивного развития литературного процесса вширь и глубь, считают, что качество литературы определяется количеством присуждаемых премий. Для того, чтобы совершился качественный скачок в литературе, была даже учреждена еще одна премия под названием – «Российский сюжет».
Оказалось, что насущная актуальность премии «огромна» и продиктована тем, что литературный процесс нужно постоянно стимулировать, дабы он не зачах на корню. Премии Александра Солженицына и «Триумф» не справляются с этой жизненно важной задачей, а «просто констатируют появление значимого произведения».
Факт тревожного положения в отечественной словесности были подкреплен социологами. По заказу Совета попечителей новой премии и издательства «Пальмира» в январе-феврале 2002 года в одной из московских социологических компаний были проведены исследования читателей в возрасте от 20 до 40 лет. Результаты опроса показали, что сегодня наиболее востребована качественная, написанная на хорошем русском языке беллетристика с близким современному читателю сюжетом – российским!
И вот, как на зло, авторам, испытывающим здоровый крен в сторону патриотического сюжета, рынок в лице массовой литературы отказывает в доверии. И «им трудно заявить о себе» в полный голос.
Для того чтобы качественная беллетристика могла противостоять тупому рынку, нужно вывести новый гибрид, или, по словам Валерия Попова, одного из соучредителей премии «Российский сюжет», произвести «скрещение удава с кроликом», обладающего жизнестойким иммунитетом.
Стимуляция мичуринцев, которые бросят вызов рынку с нероссийским лицом, ожидается довольно-таки существенная – лауреат премии кроме диплома в качестве поощрения получает 10 000 все тех же злосчастных долларов США. Видимо, недалек тот час, считают оптимисты, когда мы еще утрем нос не только устроителям Гонкуровской премии, но и всем тем, кто ошибочно думает, что место русской литературы на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа!
Впрочем, как показала практика распределения премий, от Нобелевской до букеровской, собственно к литературе они, премии, имеют отношение отдаленное. Тем более в стране, где поэт больше, чем поэт, а писатель, соответственно, писатель.
Очень характерные примеры, две самые свежие премии: имени М.А. Шолохова, которая принадлежит Международному Сообществу Писательских Союзов и «Национальный бестселлер», одним из учредителем которой является издательство «Ad marginum». Премия имени Шолохова была учреждена пару лет тому назад Международным Сообществом Писательских Союзов, издательством "Советский писатель", Союзом художников России и другими «патриотическими» организациями. Имена лауреатов предыдущих премий скажут искушенному читателю не больше, чем наименования учредителей премий. Да это, по большому счету и не важно. В этом году из рук Юрия Бондарева премию, как указано в пресс-релизе, «в области литературы и искусства за 2002 год» следующие лица.
Первый из списка – Слободан Милошевич. За что злосчастный Слободан был удостоен такой чести? Цитирую: «Политическому узнику гаагской тюрьмы, бывшему президенту Юнославии, за мужество, самоотверженность и непримиримую позицию в борьбе за гражданские права и свободу югославских и других славянских народов, за разоблачение на заседаниях Международного Гаагского трибунала натовско-американской агрессии в Европе».
Если оставить в стороне пафос о натовско-американской агрессии, то получается, что Слободан Милошевич удостоился премии ни за что! Наименования мало-мальски какого-нибудь произведения, отдаленно напоминающего художественного, мы не видим. Конечно, весьма, возможно, что мы имеем прецедент награждения лауреата за устное творчество. Так как никаких других, кроме разоблачений гаагского трибунала, произведений Милошевича не указано.
Следующий в списке – генерал Валентин Иванович Варенников. Он получил «Шолохова» «за написание книг, рассказывающих о жизненной и офицерской судьбе, охватывающей более полувека советской жизни и истории, под общим названием «Неповторимое». Как видим и здесь вся неповторимая прелесть лауреата заключается ни в его литературном таланте, а в том, что уважаемый генерал умеет «писать». Ибо что-нибудь оригинальное и значимое в «судьбе, охватывающей более полувека советской жизни» обнаружить довольно трудно, если конечно, литератор Вареников не изобразил мытарств офицера «Онегинской строфой», гекзаметром или трехстопным матом.
Ну и вдогонку скажу, что в число лауреатов, внесших выдающийся вклад в литературу и искусство, также попали: художник Михаил Савицкий из Белоруссии «за выдающийся вклад в развитие реалистических традиций в мировое изобразительное искусство» и бывший депутат Верховного Совета РСФСР Ринат Мухамадиев «за документально-художественную повесть «Крушение», посвященную трагическим событиям октября 1993 г».
Сдается мне, что и здесь на патриотических струнах учредителей сыграли какие-то дополнительные обстоятельства, препятствующие людям, неискушенным в политике, понять, что связывает их искусство с автором великого «Тихого Дона». Да и то, к слову сказать, далось Бонадреву «мировое изобразительное искусство»! Мировое, стало быть, безродное, космополитическое. Единственной, кто не вызывает никаких сомнений насчет своего лауреатства, так это писатель Ринат Мухамадиев. Бывшим депутатам подают у нас охотно. Вспомним Кису Воробьянинова на Кавказе, просящего милостыню. Тут хоть литературная традиция соблюдена!

Бестселлер неявной национальности


Вообще тот факт, что бестселлер может иметь какую-то национальность, это, видимо, наше российское ноу-хау. На Западе, в частности Америке, об этом поздно задумались, видимо, поэтому и литературный процесс там находится в перманентном кризисе.Но попытка скрестить две почти взаимоисключающие вещи, очень любопытна. И достойна более пристального разглядывания, и изучения уже в качестве своего рода феномена, симптома или диагноза. Ведь не для кого не является секретом, что бестселлер (англ. bestseller, best лучший, большой + sell продаваться) – наиболее раскупаемая книга, которую издают большим тиражом. С таким же успехом национальность можно привить к слову менеджмент или маркетинг. Поскольку тоже не является секретом и тот факт, что в сторону лауреата, Александра Проханова с романом «Господин Гексоген», чью победу никак не назовешь неожиданностью, неровно дышит живущий, словно в эмиграции Герцен, Борис Абрамыч Березовский в изгнании. Все это не может красноречиво не свидетельствовать о том, что литература у нас перестала быть национальной, а стала клановой.
Еще Надежда Тэффи писала в свое время:
«…Соединенные взаимным отталкиванием, ле рюссы определенно разделяются на две категории: на продающих Россию и спасающих ее…
… К продающим относятся добродушно и берут с них деньги на спасение России. Друг друга ненавидят белокаленой ненавистью…»
Судя по тем, простите за грубое слово, приоритетам, которые поощряют дензнаками, литературу явно перестали волновать вечные и проклятые вопросы любви, смерти, веры, долга, совести и существования.
Литература стала PR-ом. Автор же – подсобным инструментом, с помощью которого, словно отмычкой, взламывая тайные механизмы, коды и шифры влияния на общественное сознание, принято делать деньги.
«Господин Гексоген» Проханова в этом отношении – яркий по своей выразительности пример превращения литературы из возвышенной, сакральной сферы служения или даже искупления, как это было раньше, в конторскую службу. Банальную в своей незатейливости. С дебитом и кредитом, отбивкой и откатом. Когда на пушкинском книготорговце с его замшелой мефистофельской философией можно поставить жирный крест. Потому что не только рукопись, но и вдохновенье не продаются до тех пор, пока за них не назначили хорошую цену. И хотя ситуацию, когда премии удостоен профессиональный графоман, не назовешь уникальной, но все же, читатель, возьми книгу. Посмотри внимательно, вчитайся:
«Еще несколько слов знакомого голоса, слабо дребезжащего, словно стакан в подстаканнике на столике идущего поезда».
Тут даже, уподобившись не менее национальному, чем бестселлер, пафосу движения «Идущие вместе», хочется попросить прощения у великого и могучего от имени, так сказать, всех пользователей: прости!
Прости и ты, столик, идущий в подстаканнике к поезду, дребезжащему, словно голос.
Собственно, вся книга Проханова, за вычетом огромного количества золота (автор, словно дальтоник, не различает световые оттенки), россыпью разбросанного по тексту, сбита неладно, наспех, словно гроб идущий хоронить литературу толпы! «Под его пиджаком и рубахой, в недрах модных брюк отсутствовали пустоты». Вот вам романное пространство, а вот вам «национальный» колорит:
«Словно в Кремлевских палатах, среди малахита и мрамора, стоял бак нечистот и оттуда, из-за дворцовых фасадов, белокаменных наличников и лепных карнизов, по ржавым трубам сочилась зловонная жижа».
Да, наверное, здесь великая русская литература нашла свой последний приют…

Реквием


Так, что - литература умерла? Но об ее гибели говорят всякий раз, когда тучнеют стада графоманов. О диагнозе больного можно говорить словами богомола из "Золотого ключика": "Пациент скорее жив, чем мертв. Либо скорее мертв, чем жив". Как говорится, одно из двух.
Если умерла, то, наверное, советская литература и смежная с ней антисоветская. На ее месте сейчас наблюдается вакуум. Им пробуют надувать разные фигуры: Маринина, Акунин, Сорокин, Пелевин, Проханов и прочая.
Но, наверное, должно пройти какое-то время, когда сквозь этот, простите за прохановщину, перегной прорастет зеленый росток. Правда, литературная среда, от которой во многом зависит микроклимат, очень агрессивна. Не исключено, что новые имена не доживут не только до момента признания, но и до периода узнавания их своим читателем, как это часто уже случалось.
Имена таких писателей, как Илья Сургучев, Иван Савин, Гайто Газданов, стали известны лишь десять лет тому назад. Об их существовании и по сей день знают немногие. Еще меньше их читали. А ведь прошло всего лет 50-60.
Так что со всей определенностью пока можно сказать одно. Литературе, видимо, не дают дышать люди клана толстых литературных журналов, критики и литературоведы, связанные одной цепью с издательствами, которые получают финансовую подпитку из разного рода непонятных фондов, писательских союзов или министерства по делам Печати и информации. У нас по обыкновению литературу часто хоронят и с большим энтузиазмом справляют по ней поминки в жюри по присуждению премий, на презентациях и фуршетах, церемониях оглашения номинантов из шорт-листа, которые стоят в очереди за бессмертием в алфавитном порядке и в других общественных местах.
Поэтому, даже если она и опочила в бозе, все же кажется, что литература не умерла, что она просто затаилась на то время, когда тема смерти изящной словесности станет не актуальной. И все, таская друг друга за грудки и бороды, вдруг заговорят о ее возрождении!
в начало...

ВИТЯ, ОСТАНОВИ!

Раннее, серое, словно геморроидальное лицо, утро. Публика, набивает салон автобуса своими бренными телами, словно любитель табака черемуховую трубку. Старенький дизельный ЛИАЗ пускает в оставшихся грустить на остановке ожидающих, встречающих и провожающих густую струю пахучего дыма и с сознанием выполненного долга устремляет свой бег дальше. В Москву, в Москву, в Москву… За окном привычный пейзаж. Редкие метелки деревьев и желтая пятерня клена. Пегий пес, с озабоченной сосредоточенностью депутата государственной думы вычесывающий блох. Мамаша с коляской, из которой выглядывает оранжевый чепец будущего пассажира. Гражданин с печальными усами, терпеливо, словно свою участь, ожидающий маршрутку. Туша нового русского, студнем застывшая в кресле шестисотого. И на обочине рекламный плакат “ВнешаГРОБанка”. В общем, все, как всегда. Однако, народ в понедельник никак не хочет платить за проезд по причине ипохондрии, похмелья, хмурого утра, холодного ветра, войны в Афганистане, сибирской язвы и прочих сопутствующих этим катаклизмам обстоятельствам.
По началу молодой человек в кожаной куртке, с недоумением и без всякой радости выслушав быстрый речитатив кондукторши, погружается в хаос размышлений, явным препятствием для которых является глубокий похмельный синдром. Мучения оканчиваются почти Гамлетовским восклицанием:
- А почему я должен платить за проезд?
- А кто же за вас будет платить еще? Я?
- Мне зарплату не платят!
- Тогда ходите пешком…
Перепалка заканчивается победой бравой, дебелой кондукторши, которая, словно заправский футбольный защитник - нападающего соперников, выдавливает молодого человека из радостно распахнувшихся дверей на остановке. Молодой человек, выпавший из салона на земную твердь, продолжает свои нелегкие раздумия по поводу несовершенства и неправды жизни, в которой за все, даже за проезд, надо платить, но уже в роли пешехода.
Ему на смену для тестирования на прочность нервной системы кондукторши заходит целая толпа новичков, которые тоже хотят попытать счастье в борьбе за право бесплатного проезда на коммерческом автобусе.
Первым из “группы риска” делает попытку дядечка со шляпой, усердно надвинутой на уши и с портфелем, благоговейно прижатым к груди. Он предъявляет автобусной амазонке какое-то в высшей степени экзотическое удостоверение, типа – “Младший помощник старшего инспектора службы вневедомственной охраны налогового управления юго-западного административного округа г. Москвы”. За что, вполне справедливо облитый ее презрением, тут же получает вполне заслуженный отпор:
- Ну и что?
- А ничего. У меня право на бесплатный проезд!
- В Москве.
- Нет, везде!
- Вылезайте или платите за проезд. Витя, останови, гражданину плохо. Он дальше ехать отказывается…
Разобравшись с одним из потомков лейтенанта Шмитда, кондукторша приступает, словно Суворов к осаде Измаила, к следующему халявщику:
- Ну а у вас, гражданин, что?
- Я – пенсионер.
- А я – дочь Ротшильда и занимаюсь благотворительным извозом. У нас платят все.
- Вы не знаете правил!
- Я знаю одно. Или вы сейчас заплатите за проезд. Или автобус дальше не пойдет. Витя, останови!
Следующей в очереди на отстрел – дама бальзаковского возраста, дышащая духами и туманами, погруженная в пучину матримониальных раздумий… Покуда кондукторша приводит ее в чувства, в салоне раздается нежная свирель чьего-то мобильника. Хозяин трели обнаруживается не сразу, а спустя минуты три. Им оказывается, словно захваченный врасплох немецко-фашистский оккупант на месте преступления с диверсионными намерениями, младший помощник старшего инспектора. Он трепетно прижимает трубку к уху и громко шипит на весь салон:
- Я еду. Да, продавай. Бензин по шесть шестьдесят, дизель по шесть восемьдесят. Все!
По окончанию переговоров, с нотками отчаяния в голосе, к собравшимся с краткой прочувствованной речью обращается кондукторша. Поправив, словно охотник патронтаж, свой кошелек из кожзама, муза дальних странствий взывает к совести:
- Граждане, мы сегодня вообще-то за проезд платить будем или не будем?...Кто еще не обилечен? ...Витя, останови…

в начало...



ПРОХОЖДЕНИЕ СКВОЗЬ КРЕМЛЕВСКУЮ СТЕНУ

Мой дядя, Павел Трофимович, самых честных правил. Прошел всю войну, был ранен. Но все-таки выжил. Небольшого роста, коренастого, его определили в танкисты. Двое его родных братьев погибли. А его Господь уберег. И чем, скажите, не повод всю оставшуюся жизнь отмечать это знаменательное дело с друзьями, соседями, родственниками и так, самому по себе? В общем, сколько душе угодно. Шутка ли сказать, всю войну прошел.
И дядя Паша, с первоначалу для порядка женившись и родив парочку пострелов, принялся за увековечение памяти тех тревожных лет, когда он мог с полным на то основанием присоединиться к своим братьям. Но почему-то этого делать не стал. Или просто косая обошла его стороной, потому что он был мал, удал, да еще был защищен от ее пагубного воздействия на человеческий организм броней танка Т-34.
Тут мнения его собутыльников насчет жизненной силы дяди Паши расходились. Одни считали, что дяде Паше обыкновенно повезло и он родился в рубашке. Особливо на это радостное обстоятельство упирал сосед Витек, который и был основным зачинщиком послеобеденных посиделок за “стаканом чая”, как ласково именовалось это общественно-культурное мероприятие для отвода глаз обоих супружниц.
- Тебе, - говорил, радостно икая после первого стакана перцовки, одним глазом сверля стройный, словно девичий, стан поллитровки, а другим скосившись “на Арзамас”, Витек, - повезло. Верно, говорю. Ты, дядя Паша, в рубашке родился.
- Постой, - мягко, но настойчиво парировал обычно дядя Паша, - какая такая рубашка? Я всю жизнь донашивал одежу своих старших братьев. Тогда почему рубашка, в которой родился я, их не спасла? Витек от таких философских вопросов уклонялся. И с неожиданной для вечернего саммита злобой ополчался на самураев, которые и укокошили одного из братьев дяди Паши. Говорил, что япошки – нехристь и косопузые.
А вот Семеныч, другой сосед дяди Паши, был с ним явно не солидарен и часто повторял не вполне понятное для его ясного ума слесаря второго разряда слово – “пассионарий”. При оглашении этого в высшей степени загадочного и непонятного слова за столом возникала пауза, воспользовавшись которой, пушистый и толстый кот Шурик обыкновенно подходил к ногам дяди Паши, терся своим шерстяным боком о его ноги. И Дядя Паша внезапно протрезвев от наплыва теплых чувств к своему любимцу, гладил Шурика и насыпал ему полную миску вискасу.
Пил дядя паша отчаянно и регулярно. И однажды гражданка косая, большая дядина Пашина знакомая, не раз смотревшая ему в лицо и потихоньку отправлявшая в экскурсию на тот свет престарелых приятелей и соседей дяди Паши, решила устроить проверку работы всех основных частей и механизмов бывшего командира танка Т-34. Ну а раз она на что-то решилась, то никто ее в этом стремлении остановить не в силах.
Для этого коварного своего замысла гражданкой косой в непосредственной близости от дома, где проживал со своей верной супругой Валентиной и одним из сыновей Валерием, дядя Паша, на пустыре была оставлена на виду початая бутылка водки “Кремлевская стена”. Означенный напиток был выпущен ООО “Пишекомбинатом Александровский”. В небольшом ее послужном списке, тисненным золотом на черной ночной глади этикетки было означено: “В рецептуре водки использован углеводный модуль “Алкософт”, который благотворно воздействует на сосуды головного мозга, защищает печень и избавляет от мучительного похмелья. Это водка, о которой можно сказать, не кривя душой: “Пейте на здоровье!” В состав этого лечебного бальзама кроме загадочного углеводного модуля был включен этиловый спирт высшей очистки и глицерин. В заключительных строках счастливому обладателю бутылки 0,7 сообщалось, что водка “Кремлевская стена” - “Золотой призер Программы “100 лучших товаров России” 1999 года. Конечно же, дядя Паша по укоренившейся с годами традиции не смог пройти мимо этой коварной приманки. И выпил ее содержимое гвардейским залпом без закуски, если не считать таковой занюхивание кудрявой головой кота Шурика.
Могучий богатырский сон сморил бравого командира танка Т-34. Но по прошествии какого-то времени дядя Паша очнулся и понял, что его геройский демарш сквозь “Кремлевскую стену” еще до конца не завершен и предстоит мучительная борьба. Во всяком случае, об этом красноречиво говорил гул в голове и подозрительного свойства позывы в дядином Пашином желудке.
Пять дней и пять ночей дядя Паша вел неравную схватку с гражданкой косой и “Кремлевской стеной” не на жизнь, а на смерть. Его штормило и выворачивало на изнанку. Но дядя Паша как истинный русский ратоборец ни за что не хотел сдаваться. Могучее здоровье дяди Паши, “не кривя душой”, решило, во чтобы то ни стало, отстоять независимый суверенитет от гражданки косой своего хозяина и победило.
Почти воскреснув из мертвых, дядя Паша понял, что вкупе со всеми лечебными свойствами водка “Кремлевская стена” обладает и еще одним неоспоримым преимуществом перед своими конкурентами. Она избавляет не только от мучительного похмелья и прочих неприятностей личного свойства, но и от самой жизни. Но не всех, а только тех, кто готов малодушно склеить ласты после первых ударов судьбы. А к таковым слабохарактерным людям дядя Паша никогда себя не относил. И не намерен относить впредь. А поэтому и благополучно прошел сквозь “Кремлевскую стену”. Слегка контуженный, но зато живой!

в начало...



ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ТЯПАНИЯ

«Питие определяет сознание»

афоризм

Застолья и способы возлияния XVIII, XIX веков, где старик Державин под “шексинску стерлядь золотую, каймак и борщ” любил употреблять вина и пунш, а Баратынский, а вслед за ним и Блок отдавали предпочтение Аи, уже вошли в анналы. И принадлежат преданьям старины глубокой. Да и начало ХХ века, когда, как известно, “холодными закусками и супом” водку закусывали “только недорезанные большевиками помещики”, а “мало-мальски уважающий себя человек” оперировал “с закусками горячими”, для нас уже покрыто мраком забвения.
Настало время навести и в этой волнующей нас всех области кое-какой порядок. И подвести, с позволения сказать, предварительные итоги. Дабы не прервалась связующая нить века минувшего и нынешнего. Начнем не так чтобы очень издалека…
В наше советское время весь этот старорежимный пережиток пиров и пикников с экипажами и прислугой был прочно и наглухо забыт. Ему на смену пришел довольно-таки быстрый и дешевый способ пития, созвучный и качеству напитка, с годами, впрочем, обросший большим количеством специальной терминологии и своими незыблемыми традициями, частично отображенной и в литературе.
Скажем, такой банальный в своей безыскусности глагол “выпить” в последней четверти обогатил русскую речь большим количеством синонимов. И тут очень важно понимать и различать оттенки смыслов этого глагола, чтобы по мере углубления в тему – знать свою границу. И не перебрать. Поскольку набраться, надраться, набухаться, накиряться, накачаться, наклюкаться, нализаться, накушаться, налакаться и назюзюкаться может каждый дурак и невежа. Но важно так грамотно заложить за воротник, нанести удар по водке (или чтобы там ни было), чтобы не быть пьяным в лоскуты, в драбадан, в дым, в пыль, в грязь, в сиську, в дребезги, в ноль, в треск, в дрызг, в пух и прах, в дугаря, в сосиску, в дрезину, до положения риз, до чертиков в глазах, до поросячьего визга, в г… о. Или, как говаривал большой специалист в этой области Веничка Ерофеев, не доводить дело до состояния “одухотворения”, когда к человеку “можно подойти и целых полчаса с расстояния полутора метров плевать ему в харю, и он ничего тебе не скажет”. Вот это уже лишнее, хотя и не лишено своего шарму. Главное - сохранить в себе осанку благородства и приличия.
Итак, для начала надо выбрать правильный ориентир и градус, до которого ваша душа готова подняться или соответственно опуститься, чтобы хозяин оной увидел небо в алмазах. Тут важно, как говорят депутаты, определиться: что пить, с кем пить, где пить.
Начнем, как говорят опытные алкоголики, с низкого градуса (о пиве ни слова, это – отдельная тема). В наши блаженные 70-е годы сухое пользовалось спросом у недобитого властями интеллигента, который не пил, а “воспригубливал”, по Саше Соколову, как правило, для поднятия тонуса.
Сухое и Шампанское, как известно, пили аристократы, дегенераты, институтки до второго курса включительно и дамы бальзаковского возраста на свадьбах или домашних празднествах. Сухое можно было закусить сыром. И салатом оливье. Или же не закусывать вовсе. А просто - цедить.
Большинство же населения закладывало за галстук, кушало, квасило, крепленные вина, настойки (допустим - “Имбирную”), портвешок (“777”) и водку.
Коньяк пили ренегаты, недобитые космополиты, члены политбюро и работники торговли.
“Водовку” можно было глотать, глушить, вводя ее в организм воронкою в непосредственной близости от магазина. Или в подворотне.
Можно было дерябнуть “чекушку”, четвертинку или “мерзавчика”. Или жахнуть, насобачиться, насосаться - на троих.
Способ, быстро удовлетворяющий организм, осушенный, словно пустыня, длительным отсутствием в нем а`лкоголя. Для этого нужно было найти двух собутыльников, колдырей, синяков, хмырей, сговориться с ними и скинуться на пузырь за 2, 87; 3, 62 или 4, 12.
Тут не принято было закусывать. Ну разве что какой-нибудь слипшейся с фантиком и утратившей первоначальный товарный образ карамелькою. На худой случай – плавленым сырком с тмином. Или напиток занюхивался рукавом или шевелюрой собутыльника.
Иногда, впрочем, колдыри варьировали ассортимент. И в ход шли: денатурат, политура, клей БФ, антифриз, одеколон, особо почитаем был “Шипр”, лосьоны, туалетная вода (тут как не вспомянуть и Пушкина: “Ах, туалетная вода мне бы не наделала вреда”), зубную пасту и даже, знающие люди говорят, гуталин. Это, впрочем, случай клинический.
Но более прогрессивная и сознательная часть общественности к водке присовокупляла соленый огурец. Как правило, квашенный, а ни в коем разе не маринованный. Еще более продвинутая и зажиточная – холодную закуску (селедочка с лучком, нарезанным кольцами, квашенная же капустка с хрустом или соленые помидоры) и даже украинский борщ.
Бывало, что пили под варенную картошку, осыпанную бисером укропа, с тушеным мясом. Но таких гурманов - были единицы.
Обязательным сопроводительным звуком к стопке или водочному глотку полагался кряк.
Как писал Глеб Горбовский: “Пили водку, пили много, по-мужицки пили, с кряком!” Здесь надобно заметить, что история русского кряка требует отдельного разговора и своего биографа. Ну а мы лишь заметим, что грамотно, правильно и, главное, вкусно крякать после стакана умел не каждый. Большинство отдавало дань банальному в своей первозданности мычанию и носовому свисту.
Кряканье несло на своих утиных крыльях сразу несколько эмоционально-оценочных смыслов.
Во-первых, пьющий выражал таким образом удовольствие.
Во-вторых, в зависимости от качества напитка ставил ему оценку. К примеру: “Кр-р-ря, хорошо пошла!” Или выражал пожелание: “Первая, дай Бог, не последняя” и т.д. Наружность лица при этом обыкновенно сминалась в гармонь. Стакан цокал копытом об стол.

Hosted by uCoz


Hosted by uCoz